Свято место

Автор: Ольга Мельницкая, “Центр журналистских расследований”, 21 февраля 2011 года

Часть 1.

«Не желай дома ближнего твоего;… ничего, что у ближнего твоего» (Исход 20:17)

В канун Крещения верующие люди, приехавшие к святому источнику, расположенному в окрестностях Топловского Свято – Троице Параскевиевского монастыря, могли наблюдать странную картину, которую никак нельзя было назвать благостной. Из дома, находившегося рядом с тропинкой, ведущей к источнику, милиционеры выгоняли на улицу двух мужчин и беременную женщину.

Автор: Ольга Мельницкая, “Центр журналистских расследований”, 21 февраля 2011 года

Часть 1.

«Не желай дома ближнего твоего;… ничего, что у ближнего твоего» (Исход 20:17)

В канун Крещения верующие люди, приехавшие к святому источнику, расположенному в окрестностях Топловского Свято – Троице Параскевиевского монастыря, могли наблюдать странную картину, которую никак нельзя было назвать благостной. Из дома, находившегося рядом с тропинкой, ведущей к источнику, милиционеры выгоняли на улицу двух мужчин и беременную женщину. Двое, цивильно одетые, выбивали оконные стекла, а служители монастыря выбрасывали на улицу вещи хозяев.  На улице оказалась семья  врача  Андрея Степченко, который десять лет назад, как теперь выясняется, на свою беду купил в необыкновенно красивом месте старый дом. Отреставрированный и приведённый в порядок, он в одночасье был уничтожен. И все это было сделано во  благо православных – как монахинь, живущих в монастыре, так и паломников, приезжающих в это святое место.

Мы решили выяснить, что же на самом деле произошло: в угоду кому или чему из этих благословенных мест в течение нескольких лет была выселена целая деревня. И насколько законными и справедливыми были  методы этого выселения.

«Очистить святое место от скверны»

Прежние жители села Учебное, на территории которого располагается монастырь, рассказывают, что выселение людей началось с приходом в обитель новой игуменьи Параскевы. В прошлом завуч школы, она, приехав из Узбекистана,  несколько лет служила  в этом монастыре  послушницей, а затем стала настоятельницей.

Как сегодня рассказывают сторонники новой монастырской политики, именно Параскева начала возрождать святую обитель: восстанавливать взорванный в 1928 году Троицкий собор, реставрировать церковь и другие объекты, находящиеся на территории, а также расширять владения монастыря. И, добавим,  – заботиться о его доходности. Сегодня большая аккуратная территория огорожена высоким забором.

Напротив площади стоит белокаменное двухэтажное здание гостиницы. Сидящая на вахте монахиня сообщила, что цена койки 35 грн. Она показала номер, в котором стоят пять кроватей и несколько разбитых тумбочек. На вопрос: «У вас все такие номера и по такой цене?» монахиня ответила утвердительно. Однако на второй этаж нас не пустила, а там, как рассказывают строители, работавшие здесь, есть номера люкс, и, конечно, сдают их совершенно по иной цене. Есть еще лавка, в которой продают всякие сувениры. В купель, ради которой сюда и приезжают многие,  без рубахи ни мужчин, ни женщин не пускают. А каждая рубаха из простого ситца стоит здесь 45 грн. У входа в лавку выложены обычные пластиковые бутылки «для святой воды» по 4 грн. каждая.

Новая игуменья, ратуя за возрождение монастыря, решила, что не следует мирским осквернять святую обитель своим постоянным присутствием. Это, конечно, не относится к тысячам паломников, которые, приезжая сюда, не только молятся и пишут записочки с сокровенными желаниями святой Параскеве (понятно, что не нынешней настоятельнице), но и оставляют монастырю пожертвования или  покупают что-нибудь из многочисленных товаров и услуг, предоставляемых монастырем. Оскверняли  святое место исключительно местные жители.

По крайней мере, в конце 2002 года так писала игуменья 82-летней Ксении Бондаренко, которая проживала с 1979 года в доме, расположенном около развалин Троицкого собора. «И, слава Богу, что сейчас, наконец, появилась возможность воссоздать взорванный властью безбожников Собор, а Вам очиститься от невольного Вашего греха осквернения святого места проживанием над алтарем Собора», – писала старушке настоятельница в  письме, которым располагает «Центр».

Да бабушка и не прочь была переехать во имя процветания монастыря –  набожная была старушка. Но в силу преклонного возраста она просила равноценное жилье в Симферопольском районе – поближе к дочери. Монастырь удовлетворить желание местной жительницы не счел нужным, несмотря на то, что в соответствии со ст.86 и 225 Гражданского кодекса Украины, а также ст. 4, 8, 15, 19 Закона Украины «О собственности» право на продажу дома принадлежало его собственнику, то есть Ксении Бондаренко. Но игуменья тверда была в своих помыслах очистить святое место от скверны и, ссылаясь  на Указ президента от 21 марта 2002 года о возвращении монастырям их строений, в ультимативной форме предложила бабушке за ее домик три  тыс. у.е. и намекнула, что можно и вовсе без ничего остаться. «Монастырь не предпринимает мер по выселению Вас без предоставления Вам жилья, хотя имеет на это полное право», – писала  игуменья старушке.

Приблизительно так же, рассказывает Андрей Степченко,  предлагали убраться из святых мест и ему. Правда, как вспоминает Андрей, в предыдущие годы в его дом врывались посторонние люди и, угрожая оружием, требовали, чтобы он не отстаивал свои собственные интересы в противовес интересам «божьим». Об этом подробно писали в прессе в 2008 году. Вот и сегодня один из представителей монастыря, бывший председатель республиканского комитета АРК по делам религии Владимир Малиборский рассказывает, что из 61 одной семьи, прежде проживавшей в окрестностях монастыря, только Степченко и еще один местный житель Шевченко со своей супругой противостоят законным требованиям монастыря.

– С Шевченко мы вопрос решим, – уверяет Малиборский, несмотря на то, что знает о решении Верховного суда Украины, в котором признано право Шевченко проживать в своем доме. – А вот Степченко несмотря на решение Белогорского районного суда отказывался покидать дом, на который не имел уже никаких прав, вот и пришлось его выселить и дом снести.

Дом, который восстановил Степченко, Малиборский в разговоре с журналистами, назвал аварийным, правда, документов, подтверждающих это, не показал. Кроме этого обвинил семью врача в демаршах, пьянках и регулярных оргиях, которые постоянно наблюдали монашки из-за трехметрового каменного забора.

– Монастырь – это закрытое учреждение. И не след мужчинам появляться здесь (странное заключение, если знать, что в монастырь едут и мужчины, и женщины, да и на самой территории обители постоянно работают мужчины. – Авт.). 59 семей это поняли и переехали. И ни от кого из них впоследствии мы не получили жалоб по поводу предоставленного им жилья, – уверял В.Малиборский.

 

«Гуманные» методы переселения

Чтобы не делать скоропалительных выводов, основываясь только на словах Степченко и переписке Бондаренко с игуменьей, мы разыскали еще нескольких переселенцев и у них узнали, как на самом деле они оставили свои дома.

Шайде Канарина рассказывает, что свой дом купила у совхоза по балансовой стоимости. «У меня есть чек, подтверждающий, что эти деньги внесены в кассу совхоза «Заря». С 1999 года, когда властвовать в монастыре начала уже нынешняя игуменья, каждый день в мой дом приезжала комиссия в количестве 7-8 человек, в том числе прокурор Белогорского района Ливадный,  и требовали, чтобы я с семьей выселялась. – вспоминает Ш.Канарина. –  А у меня тогда дочь была беременная. На нервной почве я попала в больницу. Когда вышла, Белогорский суд дал нам 10 суток на переезд. Это был 2007 год. В результате вместо 70 кв.м жилой благоустроенной площади с водопроводом, канализацией, а также баней и большой верандой мы получили абсолютно разрушенный дом в 50 м.кв. плюс пять тысяч долларов, на которые  мы смогли купить только стройматериалы. Полгода жили в хибаре с прогнившими полами и оконными рамами, с дырявой крышей и проемами вместо дверей, без воды, санузла и электричества. Как видите, здесь еще восстанавливать и восстанавливать, чтобы превратить это жилье в нормальное».

Людмила Сколова в доме квартирного типа , который получили ее родители, работая в совхозе, жила с рождения. «После смерти отца мама переехала в дом его родителей в Тополевку. А я со своей дочерью осталась в нашем доме. Ко мне стали приходить матушка и ее представители и требовать, чтобы мы выехали. Обвиняли меня не только в оргиях и пьянках, но и в том, что я укрываю чеченских боевиков. Вот до такого абсурда доходило! – вспоминает Л.Сколова. – Дорога к дому лежит в обход монастыря. Тем не менее, когда я возвращалась по вечерам с работы, охранники, стоявшие около уже перегороженного шлагбаумом прохода, не пускали меня к себе домой, требуя, чтобы я каждый раз брала на это благословение у игуменьи. Сначала нам даже дом на обмен не хотели давать, говорили, мол, зачем он вам, если у вашей матери есть жилье. В конце концов,  нас в принудительном порядке переселили в заброшенную хибару, в которой даже входных дверей не было, не говоря уже о каких-то элементарных удобствах, и вручили тысячу долларов. Жить изначально в ней было невозможно, и мы год перебивались у мамы».

Александр Долгополов,  депутат Курского сельсовета, куда входит и Тополевка, рассказывает, как вынуждают к переезду семью Шевченко.

«Дедушке 80 лет. Газ везде у нас привозной. Монастырь запрещает проезжать к дому старика, чтобы заправить газом баллоны. И на машине невозможно к нему заехать, чтобы привезти дрова. В общем, целенаправленно монастырь создает деду невыносимые для жизни условия», – делится версией  А. Долгополов, считая, что такое развитие событий можно было предвидеть. У депутата более чем критический  взгляд и на то, что происходит в самом монастыре.

«Игуменья Параскева свое служение сразу начала с дел, далеких от христианских постулатов. Если при прежней игуменье – Алевтине –  в монастыре работала воскресная школа, в которую ходили около двадцати девочек из близлежащих сел, и их, кроме молитв и законов божьих, учили в монастыре вышивать, шить, даже организовывали экскурсии по Крыму, то с приходом Параскевы эту школу закрыли. Мол, дорого ее содержать. И это притом,  что в нашем районе, куда ни глянь –  везде секты, и каждая любыми путями старается заманить наших детей», — с горечью говорит Александр Долгополов. – Как из православной веры можно делать кормушку? Это уже не святое место. Из нашей деревни туда давно никто не ходит. Что делает этот монастырь?! Он отторгает людей от церкви, которая должна в сегодняшних условиях глобальной бездуховности бороться за каждого человека».

И все же, каким бы большим не было влияние   игуменьи,  вряд ли ей одной удалось бы добиться того, чтобы с  лица земли было стерто целое село. О следовании  еще одной заповеди — «Не кради» —  в следующей публикации.